leningrad time

Ленинградское время.
М.Трофименков (ИД "Ъ") о первом российском киберпанковском фильме

"Нирвану", игровой дебют документалиста Игоря Волошина, сдуру называют социальной драмой. Ну как же: зябкие бескрайние коммуналки Питера, герыч, дилеры, смертельные дозы. Всё это в фильме есть, но меньше всего Волошина волнуют проблемы социума. Хотя троица героев социально определена: Алиса (Ольга Сутулова) – медсестра, её соседи Вэл (Мария Шалаева) и Валера Мёртвый (Артур Смольянинов) – барменша и сторчавшийся ветеринар соответственно. Они много чего говорят о своей жизни, но все эти совершенно бытовые истории о побеге из опостылевшего города детства, анализах или родителях как-то пролетают мимо уха. Ведь город, в котором они живут, – не реальный Питер. Волошин ярко, полнокровно даже не придумал, а прозрел за его фасадами город Нигде, побратим городов из "Бразилии" или "Бегущего по лезвию". В этом городе, пустынном, окутанном испарениями подземелья, есть всё то же, что и в Питере, но это "то, да не то". Его топография – совсем не та, что на картах. По нему грохочут красные трамваи – кажется, без водителей. На его окраинах жгут костры чудные племена, словно пережившие глобальную катастрофу. Здесь пьют соевый соус из горла, под рукой держат на случай разборки не вульгарный пистолет, а кувалду, режут вены губной помадой и красят губы так, словно режут вены. Но загвоздка в том, что решительно непонятно, как определить жанр "Нирваны". Просто потому, что сравнивать её в России не с чем. Когда же фильм вызывает в памяти "Безумного Макса" или "Трахни меня", это ни в коем случае не плагиат и даже не цитирование. Просто один и тот же дух витает над великим Нигде-Везде, в которое превратился современный мир. Фильм – НЛО, которым любуешься и который пытаешься расшифровать. Когда видишь вампирский грим героев, их пирсинг, венецианские маски на лицах, кажется, что это фильм о фриках. Но сам фильм – и это понимаешь мгновенно – отнюдь не фрик. Да и с чего бы, кстати, быть фриком Алисе, профессионально циничной и хладнокровной, впервые вмазывающейся героином только в финале. Но и в самом начале она, хлопоча в больнице, выглядит, словно на готической вечеринке, и никого это не удивляет. Грим не стирается даже после яростной бабьей драки, даже после лихорадочных ломок. Его не смыть ни слезами, ни кровью. Потому что это не грим, не маски, не боевая раскраска, иначе фильм был бы гламурной чернухой. Это кожа героев – видимо, мутантов. И таким же гримом кажется ожог в пол-лица у дилера Ларуса (Михаил Евланов), который холит алый панковский гребень, держит личного повара и хранит как святыню скелет автомобиля, в котором его когда-то сожгли. Очень-очень приблизительно "Нирвану" можно, конечно, назвать киберпанком – первым в России. Но киберпанком без единого фантастического допущения, не говоря уже об андроидах, электрических овцах и говорящих дельфинах. Это киберпанк только в том смысле слова, что в "Нирване", как и в канонических образцах жанра, наступило не future, а no future. Будущее – здесь и сейчас, но его нет и не будет. И только в такой вселенной может свершиться, не показавшись сентиментальным, светлый и страшный, мистический катарсис, как в финале "Нирваны". Перед тем, как Алиса уйдёт из города Нигде, и зритель будет заворожённо слушать удаляющийся стук её каблуков.

Михаил Трофименков
Rolling Stone, июнь 2008